Бюсси направился в столь любимую некогда Карлом IX оружейную палату, после нового распределения луврских покоев ставшую опочивальней короля Генриха III, который украсил комнату по своему вкусу. Карл IX, король-охотник, король-кузнец, король-поэт, собрал в ней оленьи рога, аркебузы, манускрипты, книги и ручные тиски. Генрих III велел установить два ложа из шелка и бархата и развесить по стенам фривольные картинки, реликвии, освященные папой скапулеры, мешочки с ароматическими веществами, привезенные с Востока, и коллекцию превосходных фехтовальных рапир.

Бюсси знал, что Франсуа испросил у своего брата аудиенцию в галерее, а значит, короля в опочивальне нет; ему также было известно, что смежная с опочивальней комната, которую прежде занимала кормилица короля Карла IX, теперь отведена под спальню очередного королевского фаворита. А так как Генрих III отличался непостоянством в своих привязанностях, то в этом помещении побывали в последовательном порядке Сен-Мегрен, Можирон, д'О, д'Эпернон, Келюс и Шомберг. По предположению Бюсси, сейчас там должен был обитать Сен-Люк, к которому, как мы уже видели, король воспылал нежностью столь сильной, что даже решился похитить своего любимчика у его законной супруги.

Генрих III был странным созданием, он сочетал в себе поверхностность и глубокомыслие, трусость и отвагу. Всегда скучающий, всегда возбужденный, всегда мечтательный, он вечно искал развлечений: днем любил шум, движение, игры, физические упражнения, шутовство, маскарады, интриги, ночью ему нужны были яркий свет, болтовня, молитвы или оргии. Генрих являл собой, быть может, единственный образчик такого человеческого типа в нашем современном мире. Этому античному гермафродиту следовало родиться в одном из городов Востока, среди немых рабов, евнухов, янычаров, философов и софистов, тогда его царствование ознаменовало бы некую промежуточную эпоху между Нероном и Гелиогабалом, время утонченного разврата и неведомых доселе безумств.

Итак, Бюсси, заподозрив, что Сен-Люка держат в бывшей комнате кормилицы, постучал в двери передней, общей для этой комнаты и для королевской опочивальни.

Капитан гвардейцев отворил ему.

- Господин де Бюсси! - удивленно воскликнул он.

- Да, он самый, любезный господин де Нанси. Я послан от короля к господину де Сен-Люку.

- Прекрасно, - ответил офицер. - Известите господина де Сен-Люка, что к нему пришли от короля, Через оставшуюся полуотворенной дверь Бюсси бросил взгляд своему пажу.

Затем, снова повернувшись к господину де Нанси, спросил:

- Что он там делает, бедняга Сен-Люк?

- Играет в карты с Шико в ожидании короля, который сейчас дает аудиенцию герцогу Анжуйскому по просьбе его высочества.

- Не позволите ли вы моему пажу обождать меня здесь? - спросил Бюсси у начальника караула.

- А почему бы нет? - ответил капитан.

- Входите, Жан, - обратился Бюсси к молодой женщине.

И показал рукой на оконную нишу, куда Жанна и поспешила укрыться.

Едва она успела забиться в нишу, как появился Сен-Люк. Господин де Нанси деликатно отошел на расстояние, не позволявшее ему слышать разговор, - Чего еще хочет от меня король? - насупившись, спросил Сен-Люк. - Ах, это вы, господин де Бюсси?

- Собственной персоной, милейший Сен-Люк, и прежде всего... - тут Бюсси понизил голос, - прежде всего благодарю за услугу, которую вы мне оказали.

- Ах, - сказал Сен-Люк, - право, не стоит благодарности. Мне было не по себе при мысли, что такого храбреца зарежут, словно кабана. Но ведь я полагал, вы уже на том свете.

- Меня чуть-чуть туда не отправили; однако надо сказать, что в таких делах "чуть-чуть" имеет большое значение.

- А как вам удалось уцелеть?

- С Шомбергом и д'Эперноном я расквитался прелестным ударом шпаги и, по моему разумению, вернул им долг с лихвой. Ну а Келюс должен благодарить кости своего черепа. У него оказался самый крепкий череп из всех, которым до сих пор доводилось подвернуться мне под руку.

- Ах, расскажите мне, пожалуйста, все во всех подробностях. Это меня развлечет, - сказал Сен-Люк, зевая с риском вывихнуть себе челюсть.

- К сожалению, сейчас у меня нет времени, мой дорогой Сен-Люк. К тому же я пришел сюда совсем по другому делу. Вы здесь очень скучаете, не правда ли?

- По-королевски, этим все сказано.

- Вот и отлично, я пришел подразвлечь вас. Черт побери! Услуга за услугу.

- Вы правы, услуга, которую вы мне оказываете, никак не меньше той, что вам оказал я. От скуки умирают так же хорошо, как и от шпаги; тянется это подольше, но зато выходит вернее.

- Бедный граф! - посочувствовал Бюсси. - Я вижу, вы здесь па положении узника.

- И самого настоящего. Король полагает, что его может развлечь только такой весельчак, как я. Король слишком добр, так как со вчерашнего дня я скорчил ему больше гримас, чем его обезьяна, и наговорил больше дерзостей, чем его шут.

- Ну что ж, посмотрим. Может быть, настал и мой черед вам услужить? Что бы вы хотели?

- Конечно, - сказал Сен-Люк, - вы могли бы посетить мой дом или, точнее говоря, дом маршала де Бриссака и успокоить бедную малютку, несомненно она в большой тревоге, и мое поведение кажется ей весьма и весьма подозрительным.

- И что ей сказать?

- Э, проклятие! Опишите ей все, что вы видели, скажите, что я узник, запертый в четырех стенах, и общаться со мной можно только через окошечко, что со вчерашнего дня король неустанно твердит мне о дружбе, как Цицерон, который о ней писал, и о добродетели, как Сократ, а кстати сказать, Сократ и на самом деле был добродетельным.

- И что вы ему на это отвечаете? - смеясь, спросил Бюсси.

- Смерть Христова! Я ему отвечаю, что, если говорить о дружбе, я неблагодарная свинья, а что касается добродетели, то я убежденный распутник, но все напрасно - король, тяжко вздыхая, упорно продолжает бубнить свое: "Ах, Сен-Люк, неужели дружба - всего лишь призрак? Ах, Сен-Люк, неужели добродетель - всего лишь пустой звук?" Впрочем, надо отдать ему справедливость, раз сказав все это по-французски, он тут же все повторяет уже по-латыни, а затем произносит в третий раз по-гречески.

При этом выпаде паж, на которого Сен-Люк не обращал никакого внимания, рассмеялся.

- А что вы хотите, мой друг? Он пытается вас растрогать. Bis repetita placent "Повторять дважды хорошо (лат.)" и тем более ter "Трижды (лат.)". И это все, чем я могу вам служить?

- Ах, боже мой, да; боюсь, что это все.

- Ну тогда я уже выполнил ваше поручение.

- То есть как?

- Я угадал, что с вами случилось, и уже заранее все растолковал вашей супруге.

- И что она сказала?

- Поначалу не хотела мне верить, но, - добавил Бюсси, скользнув взглядом по оконной нише, - я надеюсь, она в конце концов сдастся перед очевидностью. Итак, попросите у меня чего-нибудь другого, чего-нибудь трудного, даже невозможного, я буду счастлив выполнить любую вашу просьбу.

- Тогда, мой дорогой друг, ссудите часа на два гиппогрифа у славного рыцаря Астольфа, приведите его сюда под мое окно, я вскочу на его круп сзади вас, и вы меня отвезете к моей жене. А потом, коли вздумается, можете лететь на луну.

- Дорогой друг, - сказал Бюсси, - можно все сделать гораздо проще: я приведу гиппогрифа к вашей супруге и доставлю ее сюда, к вам.

- Сюда?

- Конечно, сюда.

- В Лувр?

- В самый Лувр. Разве это не кажется вам еще более забавным? Отвечайте!

- Смерть Христова! Безусловно.

- И вы перестанете скучать?

- Даю слово, перестану.

- Ибо здесь вы во власти смертной скуки, не правда ли? Вы мне жаловались на скуку.

- Спросите у Шико. С сегодняшнего утра он мне опостылел, и я предложил ему обменяться парочкой ударов на шпагах. Этот бездельник рассердился так уморительно, что я чуть со смеху не лопнул. Хорошо еще, я человек незлобивый, и все же если так будет продолжаться дальше, то либо я его заколю, чтобы малость порассеяться, либо он меня.

- Чума на вашу голову! Этим не шутят, вы знаете, что Шико превосходный фехтовальщик. Вы томитесь в своей тюрьме, но подумайте - в гробу вам будет еще скучнее.

- Честное слово, вот в этом я не уверен.

- Полноте, - с улыбкой сказал Бюсси. - Хотите, я оставлю вам своего пажа?

- Мне?

- Да, вам. Это прелестный мальчик.

- Спасибо, - сказал Сен-Люк, - пажи мне противны. Король предложил допустить ко мне любого моего пажа, но я отказался. Предложите вашего мальчика королю, который устраивает свой дом. Что до меня, то, когда я выберусь отсюда, я буду жить как на Зеленом празднестве в замке Шенонсо: меня будут обслуживать одни женщины, и я сам подберу для них костюмы.

- Ба! - настаивал Бюсси. - А все же попробуйте.

- Бюсси, - с досадой сказал Сен-Люк, - с вашей стороны нехорошо так издеваться надо мной.

- Ну, уступите мне, сделайте милость.

- Ни за что.

- Говорю вам, я знаю, чего вам недостает.

- Нет, нет и нет. Тысячу раз нет.

- Эй, паж! Подойдите сюда!

- Смерть Христова! - воскликнул Сен-Люк. Паж покинул свое убежище и приближался к ним, весь пунцовый от смущения.

- О! О! - прошептал Сен-Люк. Узнав Жанну в костюме пажа де Бюсси, он потерял дар речи.

- Ну как, - осведомился Бюсси, - отослать его обратно?

- Нет, истинный бог, нет! - воскликнул Сен-Люк. - Ах, Бюсси, Бюсси, клянусь вам в вечной дружбе!

- Не забывайте, Сен-Люк, что если вас и не слышат, то все же на вас смотрят.

- Ваша правда, - отозвался Сен-Люк.

И уже сделав два стремительных шага к жене, он отпрянул на три шага назад. Действительно, господин де Нанси, удивленный весьма выразительной пантомимой, которую невольно разыграл Сен-Люк, начал было прислушиваться к их разговору, но тут мысли капитана отвлек сильный шум, донесшийся из застекленной галереи.

- Ах, боже мой! - воскликнул господин де Нанси. - Видно, его величество изволит гневаться на кого-то.

- Очень похоже на это, - подхватил Бюсси, изобразив на лице испуг. - Но на кого? Неужели на герцога Анжуйского, с которым я пришел в Лувр?

Капитан поправил шпагу на бедре и двинулся к галерее, откуда, сквозь своды и стены, доносились возбужденные голоса.

- Ну, скажите, разве я не хорошо все устроил? - спросил Бюсси.

- А что там происходит? - поинтересовался Сен-Люк.

- Король и герцог Анжуйский рвут друг друга на куски. Это должно быть прелюбопытнейшее зрелище; я мчусь туда, чтобы ничего не пропустить. А вы воспользуйтесь суматохой, но только не вздумайте бежать. Все равно это бесполезно, король вас из-под земли достанет. Лучше спрячьте сего благолепного отрока, которого я вам оставляю, куда-нибудь в безопасное место. Есть у вас потайной шалаш?

- Найдется, клянусь богом, а впрочем, если бы и не нашелся, я бы его сам построил. По счастью, я прикидываюсь больным и не выхожу из спальни, - В таком случае прощайте, Сен-Люк. Сударыня, не забывайте меня в своих молитвах.

И Бюсси, как нельзя более довольный шуткой, которую ему удалось сыграть с Генрихом III, вышел из королевской передней и направил свои стопы в галерею, где король, багровый от гнева, убеждал герцога Анжуйского, белого от ярости, что главным зачинщиком событий прошлой ночи был Бюсси.

- Я вас заверяю, государь, - горячился герцог Анжуйский, - д'Эпернон, Шомберг, д'О, Можирон и Келюс подкарауливали его у Турнельского дворца.

- Кто вам это сказал?

- Я их сам видел, государь. Собственными глазами видел.

- В кромешной тьме, не правда ли? Ночью было темно, как в печке.

- Ну я распознал их не по лицам.

- А тогда почему же вы их распознали? По спинам, что ли?

- Нет, государь, по голосам.

- Они с вами говорили?

- Если бы только говорили! Они меня приняли за Бюсси и напали на меня.

- На вас?

- Да, на меня.

- А что за нелегкая вас понесла к Сент-Антуанским воротам?

- Какое это имеет значение?

- Хочу знать, и все тут. Нынче у меня разыгралось любопытство.

- Я шел к Манасесу.

- К Манасесу, к еврею!

- А вы-то небось навещаете Руджиери, отравителя.

- Я волен навещать кого вздумается. Я - король.

- Вы не отвечаете, а отмахиваетесь от ответа.

- Как бы то ни было, я повторяю: их вызвал на это Бюсси.

- Бюсси?

- Да.

- Где же?

- На балу у Сен-Люка.

- Бюсси вызвал сразу пятерых? Полноте! Бюсси - храбрец, но он не сумасшедший, - Клянусь смертью Христовой! Вам говорят - я лично был свидетелем его поведения. И потом - Бюсси еще не на такое способен. Вы тут мне его невинным агнцем расписали, а он ранил Шомберга в ляжку, д'Эпернона в руку, а Келюса чуть не уложил па месте.

- В самом деле? - приятно удивился герцог. - А вот об этом он умолчал. При первой встрече не премину его поздравить.

- А я, - сказал король, - я никого не намерен поздравлять, но я примерно накажу этого забияку.

- Тогда я, - возразил герцог, - я, на которого ваши друзья замахиваются, не только нападая на Бюсси, но и дерзая поднять руку непосредственно на мою особу, тогда я наконец узнаю, действительно ли я ваш брат и действительно ли никто во Франции, кроме вашего величества, не имеет права смотреть мне прямо в лицо и не опустить глаза, если не из почтения, то хотя бы из страха.

В эту минуту, привлеченный громкими, срывающимися на крик голосами обоих братьев, появился Бюсси в нарядном костюме из зеленого атласа с розовыми бантами.

- Государь, - сказал он, отвесив Генриху III глубокий поклон, - позвольте засвидетельствовать вам мое нижайшее почтение.

- Клянусь богом! Вот и он! - воскликнул Генрих.

- Ваше величество, мне послышалось, что вы оказали мне высокую честь, упомянув мое имя? - спросил Бюсси.

- Да, - ответил король, - рад вас видеть, ибо что бы там мне ни говорили, но ваше лицо пышет здоровьем.

- Государь, доброе кровопускание весьма освежает кожу, и поэтому нынче вечером я должен выглядеть особенно свежим.

- Ну хорошо, если на вас напали, сеньор де Бюсси, если вас покалечили, обратитесь ко мне с жалобой, и я вас рассужу.

- Позвольте, государь, - сказал Бюсси, - на меня по нападали, меня не калечили, мне не на что жаловаться.

Генрих остолбенел от изумления и уставился па герцога Анжуйского.

- А вы что мне говорили? - спросил он.

- Я сказал, что у Бюсси сквозная рана в бедре от удара шпагой.

- Это правда, Бюсси?

- Поскольку брат вашего величества так утверждает, значит, это правда. Первый принц крови не может лгать.

- И, получив удар шпагой в бедро, вы ни на кого не жалуетесь? - сказал Генрих.

- Я стал бы жаловаться, государь, только в том случае, если бы мне отрубили правую руку, чтобы я не смог отомстить сам за себя, да и тогда, - добавил неисправимый дуэлянт, - я, по всей вероятности, рассчитался бы с обидчиком левой рукой.

- Наглец, - пробормотал Генрих.

- Государь, - обратился к нему герцог Анжуйский, - вы только что толковали о правосудии. Ну что ж, окажите нам правосудие, ничего другого мы не просим. Велите учинить расследование, назначьте судей, и пусть они определят, кто устроил засаду и кто готовил убийство.

Генрих покраснел.

- Нет, - ответил он, - я и на этот раз предпочел бы не знать, кто прав, кто виноват, и объявить всем полное помилование. Я хотел бы примирить этих заклятых врагов, но, к сожалению, Шомберга и д'Эпернона раны удерживают в постели. Впрочем, господин герцог, кто из моих друзей, по-вашему, был самым неистовым? Скажите, вам это нетрудно определить, ведь, по вашим словам, они и на вас нападали.

- По-моему, Келюс, государь, - сказал герцог Анжуйский.

- Даю слово, вы правы, - сказал Келюс. - Я не прятался за чужие спины, ваше высочество тому свидетель.

- Раз так, - провозгласил Генрих, - пускай господин де Бюсси и господин де Келюс помирятся от лица всех участников.

- О! - воскликнул Келюс. - Что это значит, государь?

- Это значит: я хочу, чтобы вы обнялись с господином де Бюсси, обнялись здесь, на моих глазах, и немедленно.

Келюс нахмурился.

- В чем дело, синьор? - прогнусавил Бюсси, повернувшись к Келюсу и размахивая руками в подражание бурной жестикуляции итальянца Панталоне. - Неужели вы откажете мне в этой милости?

Выходка была столь неожиданной и Бюсси вложил в нее столько шутовского усердия, что даже король рассмеялся. Тогда Бюсси приблизился к Келюсу.

- Давай, Монсу, - сказал он, - такова воля короля. - И обвил руками шею миньона.

- Надеюсь, эта церемония нас ни к чему не обязывает? - прошептал Келюс на ухо Бюсси.

- Не волнуйтесь, - также шепотом ответил Бюсси. - Рано или поздно, но мы встретимся.

Весь красный и растрепанный, Келюс, дрожа от ярости, отпрянул назад.

Генрих нахмурил брови, но Бюсси, все еще изображая Панталоне, сделал пируэт и покинул залу совета.