- Господа, - произнес король посреди глубочайшей тишины и удостоверившись предварительно, что д'Эпернон, Шомберг, Можирон и Келюс, которых сменили на их посту десять швейцарцев, уже в зале и стоят за его креслом, - господа, король, занимающий место между небесами и землей, если можно так выразиться, с одинаковым вниманием прислушивается к голосам, которые доносятся до него сверху, и к тем, которые к нему доносятся снизу, то есть к тому, что требует от него бог, и к тому, что требует от него его народ. Сплочение всех сил в единый союз во имя защиты католической веры является залогом благополучия для моих подданных, я это прекрасно понимаю. Поэтому мне по душе совет, который дал нам мой кузен де Гиз. И отныне я провозглашаю святую Лигу должным образом дозволенной и учрежденной. А поелику столь большое тело должно иметь хорошую, могучую голову, поелику необходимо, чтобы глава Лиги, призванный защищать церковь, был одним из самых ревностных сынов церкви и дабы к сему рвению его обязывали само его естество и его сан, я остановил свой выбор на человеке высокородном и добром христианине и объявляю, что отныне главой Лиги будет...

Генрих преднамеренно сделал паузу. Тишина была такая, что можно было услышать, как пролетит муха.

Генрих повторил:

- И объявляю, что главой Лиги будет Генрих де Валуа, король Франции и Польши.

Произнося эти слова, Генрих несколько театрально повысил голос, чтобы подчеркнуть свою победу и подогреть энтузиазм своих друзей, которые готовились разразиться ликующими криками, а также чтобы окончательно добить лигистов, чей глухой ропот выдавал их недовольство, удивление и испуг.

Что же касается герцога де Гиза, то он был просто изничтожен. Со лба его катились крупные капли пота. Он обменялся взглядом с герцогом Майеннским и своим братом, кардиналом, которые стояли в центре двух групп лигистских главарей - один справа от него, другой - слева.

Монсоро, все больше удивляясь отсутствию герцога Анжуйского, начал тем не менее успокаиваться, вспомнив, что сказал Генрих Ш.

Ведь в самом деле - герцог мог исчезнуть и не уезжая никуда.

Кардинал, не торопясь, отошел от группы, в которой он находился, и пробрался поближе к герцогу Маейннскому.

- Послушайте, - шепнул он ему на ухо, - или я очень ошибаюсь, или мы не можем больше рассчитывать здесь на безопасность. Поспешим с уходом. Кто его знает, этот народ! Вчера он ненавидел короля, а сегодня может сделать его своим кумиром на несколько дней.

- Будь по-вашему, - сказал герцог Майеннский, - уйдем. Подождите здесь брата, а я подготовлю отступление.

- Идите.

Тем временем король первым подписал акт, который лежал на столе и был составлен заранее господином де Морвилье, единственным человеком, кроме королевы-матери, посвященным в тайну, после чего Генрих обратился к герцогу де Гизу гнусавя в тем издевательским тоном, какой он так хорошо умел принимать при случае.

- Что ж, подпишите и вы, мой дорогой кузен. И передал ему перо.

Затем, указывая пальцем место подписи:

- Тут, тут, - сказал он, - подо мной. А теперь передайте господину кардиналу и господину герцогу Майеннскому.

Но герцог Майеннский был уже внизу лестницы, а кардинал в другой комнате.

Король заметил их отсутствие.

- Тогда передайте главному ловчему, - сказал он. Герцог подписал, передал перо главному ловчему и собрался было уйти.

- Погодите, - остановил его король.

И в то время, как Келюс с насмешливым видом брал перо из рук графа де Монсоро и не только присутствующая знать, но и все главы цехов, созванные для этого важного события, спешили подписаться ниже короля или на отдельных листах, продолжением которых должны были стать книги, где накануне всякий - великий ли, малый ли, знатный или простолюдин - смог подписать свое имя, - все полностью, в это самое время король сказал герцогу де Гизу:

- Дорогой кузен, насколько я помню, это вы считали, что для защиты нашей столицы следует создать хорошую армию из всех сил Лиги? Армия создана, создана надлежащим образом, ибо естественный полководец парижан - король.

- Разумеется, государь, - ответил герцог, не очень понимая, куда клонит Генрих.

- Но я не забываю, - продолжал король, - что у меня есть и другая армия, которой нужен командующий, и что этот пост принадлежит по праву первому воину королевства. Пока я тут буду командовать Лигой, вы отправляйтесь командовать армией, кузен.

- Когда я должен отбыть? - спросил герцог.

- Тотчас же, - сказал король.

- Генрих, Генрих, - воскликнул Шико, которому лишь этикет помешал броситься к королю и прервать его на полуслове, как ему хотелось.

Но так как король не услышал восклицания Шико, а если и услышал, то не понял его, гасконец с почтительным видом, держа в руке огромное перо, стал пробираться через толпу, пока не оказался возле короля.

- Да замолчишь ты наконец, простофиля, - шепнул он Генриху.

Но было поздно, Король, как мы видели, уже объявил де Гизу о его назначении и теперь, не обращая внимания на знаки и гримасы гасконца, вручал герцогу заранее подписанный патент.

Герцог де Гиз взял патент и вышел.

Кардинал ждал его у дверей залы, герцог Майеннский ждал их обоих у ворот Лувра.

Они тотчас же вскочили на коней, и не прошло и десяти минут, как все трое были уже вне пределов Парижа.

Остальные участники церемонии тоже постепенно разошлись. Одни кричали: "Да здравствует король!", другие: "Да здравствует Лига!" - Как бы то ни было, - сказал, смеясь, Генрих, - я решил трудную задачу.

- О, конечно, - пробормотал Шико, - ты отличный математик, что и говорить!

- Вне всякого сомнения, - продолжал король. - Заставив этих мошенников кричать противоположное, я, в сущности, достиг того, что они кричат одно и то же.

- Sta bene "Хорошо (итал.).", - сказала Генриху королева-мать, пожимая ему руку.

- Верь-то верь, да на крюк запирай дверь, - сказал гасконец. - Она в бешенстве, ее Гизы чуть не в лепешку расплющены этим ударом.

- О! Государь, государь, - закричали фавориты, толпой бросаясь к королю, - как вы замечательно это придумали!

- Они воображают, что золото посыплется на них, как манна небесная, - шепнул Шико в другое ухо короля.

Генриха с триумфом проводили в его покои. В сопровождавшем короля кортеже Шико исполнял роль античного хулителя, преследуя своего господина сетованиями и попреками.

Настойчивость, с которой Шико старался напомнить полубогу этого дня, что он всего лишь человек, до такой степени удивила короля, что он отпустил всех и остался наедине с шутом.

- Да будет вам известно, мэтр Шико, - сказал Генрих, оборачиваясь к гасконцу, - что вы никогда не бываете довольны и что это становится просто невыносимым! Черт возьми! Я не сочувствия от вас требую, я требую от вас здравого смысла.

- Ты прав, Генрих, - ответил Шико, - ведь тебе его больше всего не хватает.

- Согласись, по крайней мере, что удар был нанесен мастерски.

- Как раз с этим я и не хочу соглашаться.

- А! Ты завидуешь, господин французский король!

- Я?! Боже упаси! Для зависти я мог бы выбрать что-нибудь получше.

- Клянусь телом Христовым! Господин критикан!..

- О! Что за необузданное самомнение!

- Послушай, разве я не король Лиги?

- Конечно, это неоспоримо: ты ее король. Но...

- Но что?

- Но ты больше не король Франции.

- А кто же тогда король Франции?

- Все, за исключением тебя, Генрих, и прежде всего - твой брат.

- Мой брат! О ком ты говоришь?

- О герцоге Анжуйском, черт побери!

- Которого я держу под арестом?

- Да, потому что хотя он и под арестом, но он помазан на престол, а ты - нет.

- Кем помазан?

- Кардиналом де Гизом. Слушай, Генрих, я все же советую тебе заняться твоей полицией; совершается помазание короля - в Париже, в присутствии тридцати трех человек, прямо в часовне аббатства святой Женевьевы, а ты ничего об этом не знаешь.

- Господи, боже мой! А ты об этом знал, ты?

- Разумеется, знал.

- Как же ты можешь знать то, что неизвестно мне?

- Ба! Да потому что твоя полиция - это господин де Морвилье, а моя - я сам. Король нахмурил брови.

- Итак, один король Франции у нас уже есть, не считая Генриха Валуа, - это Франсуа Анжуйский, а кроме него, мы еще имеем, постой-ка, постой... - сказал Шико, словно припоминая, - мы еще имеем герцога де Гиза.

- Герцога де Гиза?

- Герцога де Гиза, Генриха де Гиза, Генриха Меченого. Итак, повторяю, мы еще имеем герцога де Гиза.

- Хорош король, нечего сказать: король, которого я изгнал, которого я сослал в армию.

- Вот-вот! Разве тебя самого не ссылали в Польшу; разве от Ла-Шарите до Лувра не ближе, чем от Кракова до Парижа? А! Это верно - ты его отправил в армию. Что за ловкий удар, какое поразительное мастерство! Ты его отправил в армию, то есть поставил под его начало тридцать тысяч человек, клянусь святым чревом! В армию, и в какую! Всамделишную.., это не то, что армия твоей Лиги... Нет.., нет.., армия из буржуа - это сгодится для Генриха Валуа, короля миньонов; Генриху де Гизу нужна армия из солдат, и каких! Выносливых, закаленных в боях, пропахших порохом, способных уничтожить двадцать таких армий, как армия Лиги. Одним словом, если Генриху де Гизу, королю на деле, взбредет однажды в голову стать королем и по званию, ему надо будет всего лишь повернуть своих трубачей к столице и скомандовать: "Вперед! Проглотим одним глотком Париж вместе с Генрихом Валуа и Лувром". И они это сделают, мошенники, я их знаю.

- В вашей речи вы позабыли упомянуть только об одном, мой великий политик, - сказал Генрих.

- Проклятие! Вполне возможно, особенно если то, о чем я забыл, - четвертый король.

- Нет, - ответил Генрих с крайним презрением, - вы позабыли, что, прежде чем мечтать о французском троне, на котором сидит один из Валуа, надо бы сначала оглянуться назад и посчитать своих предков. Можно еще понять, когда подобная мысль приходит в голову герцогу Анжуйскому: он принадлежит к роду, который вправе на это претендовать. У нас общие предки - борьба между нами, сравнение допустимы, ведь здесь речь идет о первородстве, вот и все. Но господин де Гиз.., знаете ли, мэтр Шико, подзаймитесь-ка геральдикой, друг мой, и сообщите нам, какой род древнее - французские лилии или лотарингские дрозды...

- Э-э, - протянул Шико, - тут-то и заключена ошибка, Генрих.

- Какая ошибка, где?

- Конечно, ошибка: род господина де Гиза гораздо древнее, чем ты предполагаешь.

- Древнее, чем мой, быть может? - спросил с улыбкой Генрих.

- Без всякого "быть может", мой маленький Генрике.

- Да вы, оказывается, дурак, господин Шико.

- Это моя должность, черт побери!

- Я имею в виду, что вы сумасшедший, из тех, кого связывать приходится. Выучитесь-ка читать, мой друг.

- Что ж, Генрих, ты читать умеешь, тебе не надо снова отправляться в школу, как мне, так почитай же вот это.

И Шико вынул из-за пазухи пергамент, на котором Николя Давид записал известную нам генеалогию, ту самую, что была утверждена в Авиньоне папой и согласно которой Генрих де Гиз являлся потомком Карла Великого.

Генрих бросил взгляд на пергамент и, увидев возле подписи легата печать святого Петра, побелел.

- Что скажешь, Генрих? - спросил Шико. - Нас с нашими лилиями малость обскакали, а? Клянусь святым чревом! Мне кажется, что эти дрозды собираются взлететь так же высоко, как орел Цезаря. Берегись их, сын мой!

- Но как ты раздобыл эту генеалогию?

- Я? Да стал бы я на нее время тратить! Она сама ко мне пришла.

- Но где она была, прежде чем прийти к тебе?

- Под подушкою у одного адвоката.

- Как его звали, этого адвоката?

- Мэтр Николя Давид.

- Где он находился?

- В Лионе.

- А кто извлек ее в Лионе из-под подушки адвоката?

- Один из моих хороших друзей.

- Чем занимается твой друг?

- Проповедует.

- Так, значит, это монах?

- Вы угадали.

- И его зовут?..

- Горанфло.

- Что?! - вскричал Генрих. - Этот мерзкий лигист, который произнес такую поджигательскую речь в святой Женевьеве, тот, что вчера поносил меня на улицах Парижа?!

- Вспомни Брута, он тоже прикидывался безумным...

- Так, значит, он великий политик, этот твой монах?

- Вам приходилось слышать о господине Макиавелли, секретаре Флорентийской республики? Ваша бабушка - его ученица.

- Так, значит, монах извлек у адвоката пергамент?

- Да, вот именно извлек, силой вырвал.

- У Николя Давида, у этого бретера?

- У Николя Давида, у этого бретера.

- Так он храбрец, твой монах?

- Храбр, как Баярд.

- И, совершив подобный подвиг, он до сих пор не явился ко мне, чтобы получить заслуженное вознаграждение?

- Он смиренно возвратился в свой монастырь и просит только об одном: чтобы забыли, что он оттуда выходил.

- Так он, значит, скромник?

- Скромен, как святой Крепен.

- Шико, даю слово дворянина, твой друг получит первое же аббатство, в котором освободится место настоятеля, - сказал король.

- Благодарю за него, Генрих, - ответил Шико. А про себя сказал: "Клянусь честью! Теперь он очутился между Майенном и Валуа, между веревкой и доходным местечком. Повесят его? Аббатом сделают? Тут нужно о двух головах быть, чтобы угадать. Как бы то ни было, если он все еще спит, он должен видеть в эту минуту престранные сны".