Обмороки, вызванные радостью, никогда не бывают ни чрезмерно долгими, ни чрезмерно опасными. Правда, есть свидетельства, что они приводили иной раз к смертельному исходу, но такие случаи чрезвычайно редки.

Поэтому Диана весьма скоро открыла глаза и обнаружила, что находится в объятиях Бюсси, ибо Бюсси не пожелал уступить госпоже де Сен-Люк привилегию встретить первый взгляд Дианы.

- О! - прошептала она, приходя в себя. - О! Это ужасно, граф, появиться так внезапно!

Бюсси ожидал других слов.

И кто знает - мужчины так требовательны, - кто знает, повторяем мы, быть может, он ждал вовсе не слов, а чего-то другого, он, не один раз присутствовавший при возвращении к жизни после обмороков или беспамятства?

Однако Диана не только ограничилась этими словами, но более того, она мягко освободилась из плена рук де Бюсси и отступила к подруге, которая поначалу отошла было из деликатности на несколько шагов в сторону, под деревья, но потом прелестное зрелище примирения двух любящих разбудило в ней свойственное женщинам любопытство, и она потихоньку вернулась назад, не для того, чтобы принять участие в разговоре, но чтобы быть достаточно близко от разговаривающих и ничего не упустить...

- Так вот, значит, как вы меня встречаете, сударыня? - сказал Бюсси.

- Ах, - сказала Диана, - это в самом деле очень мило, очень трогательно, господин де Бюсси, то, что вы сделали... Но...

- О! Бога ради, не надо никаких "но", - вздохнул Бюсси, снова опускаясь на колени.

- Нет, нет, только не так, не на коленях, господин де Бюсси.

- О! Позвольте мне молить вас на коленях, - сказал граф, сложив ладони, - я так давно мечтал о месте у ваших ног.

- Возможно, но, чтобы занять его, вы перебрались через стену. Это не подобает знатному сеньору и, более того, весьма неосторожно для человека, который печется о моей чести.

- Почему?

- А если бы вас случайно заметили?

- Кто бы меня заметил?

- Да наши охотники, они всего четверть часа тому назад проскакали тут по лесу мимо стены.

- О! Успокойтесь, сударыня, я слишком старательно прячусь, чтобы меня смогли заметить.

- Он прячется! Ах, - воскликнула Жанна, - это совсем как в романе, расскажите нам, как вы прячетесь, господин де Бюсси, - Во-первых, если я не присоединился к вам по дороге, то не по своей вине: я поехал одним путем, вы - другим. Вы прибыли через Рамбуйе, я через Шартр. Во-вторых, слушайте и судите, влюблен ли в вас бедный Бюсси: я не решился присоединиться к вам, хотя не сомневался, что смог бы это сделать. Я прекрасно знал, что Жарнак отнюдь не влюблен и что это достойное животное без особого восторга относится к возвращению в Меридор; ваш отец тоже не имел никаких оснований торопиться, ведь вы были возле него. Но я хотел встретиться с вами не в присутствии вашего батюшки и не в обществе ваших людей, потому что я гораздо больше беспокоюсь о том, чтобы не нанести урон вашей чести, чем вы думаете. Я ехал не торопясь и грыз ручку моего хлыста, да, ручка хлыста была моей обычной пищей в эти дни.

- Бедный мальчик! - сказала Жанна. - Оно и видно, погляди, как он похудел.

- Наконец вы прибыли, - продолжал Бюсси, - я снял квартиру в предместье города и видел, спрятавшись за ставнями, как вы проехали мимо.

- О! Боже мой! Вы живете в Анжере под своим именем? - спросила Диана.

- За кого вы меня принимаете? - сказал, улыбаясь, де Бюсси. - Конечно, нет, я - странствующий купец. Поглядите на этот светло-коричневый камзол, в нем меня не очень-то узнаешь, такой цвет любят суконщики и мастера золотых и серебряных дел. Ну, а кроме того, у меня весьма озабоченный и запятой вид, и я вполне могу сойти за аптекаря, разыскивающего целебные травы. Короче говоря, меня еще не заметили.

- Бюсси, красавец Бюсси, два дня кряду находится в провинциальном городишке, и его не заметили? При дворе этому никогда не поверят.

- Продолжайте, граф, - сказала Диана, краснея. - Как вы добрались из Анжера сюда?

- У меня два чистокровных скакуна. Я сажусь на одного из них и шагом выезжаю из города, то и дело останавливаясь, чтобы поглазеть на объявления и вывески. Но стоит мне очутиться вдали от чужих взглядов, я тотчас же пускаю коня в галоп, и за двадцать минут он покрывает три с половиной лье между городом и замком. Оказавшись в Меридорском лесу, я определяю стороны света и нахожу стену парка. Но она длинная, и даже очень, ведь парк большой. Вчера я исследовал эту стену больше чем четыре часа; взбирался на нее то там, то здесь, все надеясь увидеть вас. И наконец, к вечеру, когда я уже почти отчаялся, я вас увидел. Вы шли к дому, позади вас прыгали две большие собаки барона, они пытались схватить молодую куропатку, которую госпожа де Сен-Люк держала в высоко поднятой руке. Потом вы скрылись из виду.

Я спрыгнул в парк, прибежал сюда, где мы сейчас, увидел, что трава и мох здесь сильно примяты, и решил, что, вполне возможно, это ваше излюбленное место: тут так приятно в жару. Чтобы узнать это место, я надломил ветки, как делают на охоте, и, вздыхая, что для меня всегда ужасно мучительно...

- С непривычки, - прервала с улыбкой Жанна.

- Вполне возможно, сударыня. Итак, вздыхая, что для меня, повторяю, всегда ужасно мучительно, я поскакал к городу. Я был очень утомлен, кроме того, взбираясь на деревья, я разорвал мой светло-коричневый камзол, и, однако, несмотря на прорехи в камзоле, несмотря на боль в груди, я был счастлив: я видел вас.

- По-моему, это восхитительный рассказ, - сказала Жанна, - вы преодолели ужасные препятствия, это прекрасно и героично, но я боюсь взбираться на деревья, и, окажись я на вашем месте, я поберегла бы свой камзол и особенно свои прекрасные белые руки. Посмотрите, в каком ужасном состоянии ваши: все исцарапаны колючками.

- Верно. Но тогда я не увидел бы ту, которую искал.

- Вот уж нет. Я бы увидела ее и нагляделась бы побольше вашего и на Диану де Меридор, и даже на госпожу де Сен-Люк.

- А что бы вы сделали для этого? - с живостью спросил Бюсси.

- Явилась бы прямо к подъемному мосту Меридорского замка и вошла в замок. Господин барон сжал бы меня в своих объятиях, госпожа де Монсоро усадила бы меня рядом с собой за стол, господин де Сен-Люк осыпал бы меня знаками внимания, госпожа де Сен-Люк составляла бы со мной анаграммы. Это был бы самый простой в мире способ. Правда, самые простые в миро способы никогда не приходят на ум влюбленным.

Бюсси улыбнулся, бросил взгляд в сторону Дианы и покачал головой.

- Ну нет, - сказал он, - пет. То, что сделали бы вы, годится для всех, но не для меня.

Диана залилась краской, словно ребенок, и в глазах обоих появилось одно и то же выражение, а на устах - одна и та же улыбка.

- Вот так так! - сказала Жанна. - По всему выходит, что я ничего больше не понимаю в хороших манерах.

- Нет! - сказал Бюсси, отрицательно покачав головой. - Нет, я не мог явиться в замок! Графиня замужем, и господин барон несет обязательство перед своим зятем - каким бы он ни был - строго следить за его женой.

- Что ж, - сказала Жанна, - вот я и получила урок благородства, примите мою признательность, господин де Бюсси, я действительно его заслужила, это меня отучит вмешиваться в дела безумцев.

- Безумцев? - переспросила Диана.

- Безумцев или влюбленных, - ответила госпожа де Сен-Люк, - и поэтому...

Она поцеловала подругу в лоб, сделала реверанс Бюсси и убежала.

Диана пыталась было остановить Жанну за руку, по Бюсси завладел другой рукой Дианы, и молодой женщине, столь крепко удерживаемой своим возлюбленным, пришлось решиться и отпустить подругу.

Итак, Бюсси и Диана остались одни.

Диана, бросив взгляд вслед госпоже де Сен-Люк, которая шла, срывая по пути цветы, покраснела и сноса опустилась на траву.

Бюсси улегся к ее ногам.

- Я поступил, как должно, не правда ли, сударыня? Вы меня одобряете?

- Не стану лукавить, - ответила Диана, - к тому же вам известны мои мысли. Да, я одобряю вас, по на этом кончается моя снисходительность. Стремиться к вам, призывать вас, как я это делала только что, было безумием с моей стороны, грехом.

- Бог мой! Что вы такое говорите, Диана?

- Увы, граф, я говорю правду! Я имею право делать несчастным господина де Монсоро, который сам довел меня до такой крайности, но я располагаю этим правом только до тех пор, пока воздерживаюсь от того, чтобы осчастливить другого. Я могу отказать графу в моем обществе, моей улыбке, моей любви, но если я одарю этими милостями другого, я ограблю того, кто, вопреки моему желанию, является моим господином.

Бюсси терпеливо выслушал это нравоучение, весьма смягченное, впрочем, прелестью Дианы и ее кротким тоном.

- Сейчас моя очередь, не так ли? - спросил он.

- Говорите, - ответила Диана.

- Со всей откровенностью?

- Говорите!

- Ну так вот, в том, что вы мне сказали, сударыня, нет ни одного слова, сказанного от сердца.

- Почему?

- Наберитесь терпения и выслушайте меня, сударыня, ведь я слушал вас терпеливо. Вы засыпали меня софизмами.

Диана сделала протестующее движение.

- Общие места морали, - продолжал Бюсси, - не что иное, как софизмы, когда они оторваны от реальности. В обмен на ваши софизмы, сударыня, я преподнесу вам истину. Некий мужчина является вашим господином, говорите вы, но разве вы сами выбрали себе этого мужчину? Нет, его навязали вам роковые обстоятельства, и вы подчинились им. Вопрос состоит в том, собираетесь ли вы страдать всю жизнь от этого подлого принуждения? Если пет, то я могу вас от него освободить.

Диана открыла рот, чтобы заговорить, но Бюсси остановил ее жестом.

- О! Я знаю, что вы мне ответите, - сказал он. - Вы мне ответите, что, если я вызову господина де Монсоро на дуэль и убью его, мне больше не видать вас... Пусть так, пусть, разлученный с вами, я умру от горя, но зато вы будете жить свободной, вы сможете сделать счастливым достойного человека, и он, исполненный радости, благословит когда-нибудь мое имя и скажет:

"Спасибо, Бюсси, спасибо! Ты освободил нас от этого мерзкого Монсоро!" Да и вы сами, Диана, вы, которая не осмелилась бы поблагодарить меня живого, поблагодарите меня умершего.

Молодая женщина схватила руку графа и нежно сжала ее.

- Вы еще не умоляли, Бюсси, - сказала она, - а уже угрожаете.

- Угрожать вам?! О! Господь слышит меня и знает мои намерения. Я беззаветно люблю вас, Диана, и никогда не поступлю так, как поступил бы другой на моем месте. Я знаю, что и вы меня любите. Боже мой! Только не отрицайте этого, иначе вы приравняете себя к тем пошлым людям, у коих слово расходится с делом. Я знаю, что любите, вы сами мне в этом открылись. И еще: любовь, подобная моей, сияет, как солнце, и оживляет все сердца, к которым она прикасается, поэтому я не буду умолять вас, я не предоставлю отчаянию изничтожить меня. Нет, я встану на колени у ваших ног, которые готов целовать, и скажу вам, положа правую руку на сердце, - оно ни разу не солгало ни по расчету, ни из-за страха, - я скажу вам: "Диана, я люблю вас и буду любить всю жизнь! Диана, клянусь перед лицом неба, я умру за вас, умру, обожая вас". И если вы мне снова скажете: "Уходите, не похищайте счастья, принадлежащего другому", я поднимусь без вздоха, без возражения, поднимусь с этого места, где я, несмотря на все, чувствую себя таким счастливым, и, низко поклонившись вам, подумаю: "Эта женщина меня не любит, эта женщина не полюбит меня никогда". А затем я уйду, и вы больше меня никогда не увидите. Но так как моя преданность вам превосходит даже мою любовь, так как желание видеть вас счастливой сохранится во мне, даже когда я уверюсь, что не могу быть счастлив сам, так как, не похитив у другого его счастья, я получу право похитить у него жизнь, я воспользуюсь своим правом, сударыня, хотя бы для этого мне пришлось пожертвовать собственной жизнью: я убью его, убью из страха, что иначе вы навеки останетесь в рабстве и что ваше рабство вынудит вас и впредь делать несчастными хороших людей, которые вас полюбят.

Бюсси произнес эти слова с большим волнением. Диана прочла в его сверкающем и честном взоре, что решение его твердо. Она поняла: он сделает то, что сказал, его слова, без всяких сомнений, претворятся в дела; и как апрельские снега тают под лучами солнца, так растаяла ее суровость в пламени этого взора.

- Благодарю, - сказала она, - благодарю, мой друг, за то, что вы лишаете меня выбора. Это еще одно из проявлений деликатности с вашей стороны - вы хотите, чтобы, уступив вам, я не мучилась угрызениями совести. А теперь: будете ли вы любить меня до самой смерти, как говорили? Не окажусь ли я просто вашей прихотью и не заставите ли вы меня однажды горько пожалеть, что я не вняла любви господина де Монсоро? Но нет, я не могу ставить вам условия. Я побеждена, я сдаюсь, я ваша, Бюсси, пусть не по закону, но, во всяком случае, - по любви. Оставайтесь, мой друг, и теперь, когда моя жизнь и ваша - одно целое, оберегайте нас.

С этими словами Диана положила одну из своих белоснежных изящных ручек на плечо де Бюсси и протянула ему другую, которую он с любовью прижал к губам. Диана вся затрепетала от этого поцелуя.

Тут послышались легкие шаги Жанны и предупреждающее покашливание.

Она принесла целый сноп ранних цветов и, должно быть, самую первую бабочку, осмелившуюся вылупиться из своего шелкового кокона. Это была аталанта с красно-черными крыльями.

Сплетенные руки инстинктивно разъединились.

Жанна заметила это движение.

- Простите, дорогие друзья, что я вам помешала, - сказала она, - но нам пора вернуться домой, если мы не хотим, чтобы за нами пришли сюда. Господин граф, возвращайтесь, пожалуйста, к вашему замечательному коню, который делает четыре лье за полчаса, а нам предоставьте возможность пройти как можно медленнее те сто пятьдесят шагов, что отделяют нас от дома, ибо, я предполагаю, нам есть о чем поговорить. Проклятие! Вот что вы теряете из-за вашего упрямства, господин де Бюсси: во-первых, обед в замке - великолепный обед, особенно для человека, который скакал на лошади и перелезал через стены, а во. - вторых, не меньше сотни веселых шуток, которыми мы с вами обменялись бы, не считая уж обмена взглядами, насмерть поражающими сердце. Пойдем, Диана.

Жанна взяла подружку за руку и легонько увлекла за собой.

Бюсси с улыбкой смотрел на молодых женщин. Диана, еще не успевшая повернуться к нему спиной, протянула ему руку.

Молодой человек приблизился.

- И вы мне больше ничего не скажете?

- До завтра, - ответила Диана, - разве мы не договорились?

- Только до завтра?

- До завтра и до конца жизни!

Бюсси не мог удержать радостного восклицания. Он прижался губами к руке Дианы, а затем, бросив последнее "до свидания" обеим, удалился, вернее, убежал.

Ему пришлось сделать над собой большое усилие, чтобы расстаться с той, с которой он так долго не чаял соединиться.

Диана смотрела ему вслед, пока он не скрылся в глубине лесосеки, и, удерживая подругу за руку, прислушивалась, пока звук его шагов не замер в кустарниках.

- Ну, а теперь, - сказала Жанна, когда Бюсси исчез окончательно, - не хочешь ли ты немного поговорить со мной, Диана?

- О! Да, - сказала молодая женщина, вздрогнув, словно голос подруги пробудил ее от грез. - Я слушаю тебя.

- Так вот, завтра я отправляюсь на охоту с Сен-Люком и твоим отцом!

- Как! Ты оставишь меня одну в замке?

- Послушай, дорогая моя, - сказала Жанна, - у меня тоже свои нравственные убеждения, и есть вещи, которые я не могу себе позволить.

- О Жанна, - вскричала госпожа де Монсоро, бледнея, - как ты можешь говорить так жестоко со мной - твоим другом?

- Дружба дружбой, - произнесла госпожа де Сен-Люк с прежней невозмутимостью, - но я не могу продолжать так.

- Я думала, ты меня любишь, Жанна, а ты разрываешь мне сердце, - сказала молодая женщина со слезами на глазах. - Не можешь продолжать, говоришь ты, что же ты не можешь продолжать, скажи?

- Продолжать, - шепнула Жанна на ухо своей подруге, - продолжать мешать вам, бедные вы мои влюбленные, мешать вам любить друг друга в полное удовольствие.

Диана прижала к груди залившуюся смехом молодую женщину и покрыла поцелуями ее сияющее лицо.

Она еще не успела разомкнуть свои объятия, как послышались звуки охотничьих рогов.

- Пойдем, нас зовут, - сказала Жанна, - бедный Сен-Люк в нетерпении. Пожалей его, как я жалею влюбленного в светло-коричневом камзоле.