За объяснением миньонов с анжуйцами наблюдал сначала король - в Лувре, а затем Шико.

Генрих волновался у себя в покоях, с нетерпением ожидая возвращения своих друзей после их прогулки с господами из Анжу.

Шико издали следил за этой прогулкой, подмечая глазом знатока то, что никто не мог бы понять лучше него. Уяснив себе намерения Бюсси и Келюса, он свернул к домику Монсоро.

Монсоро был человеком хитрым, но провести Шико ему, конечно, было не под силу: гасконец принес графу глубочайшие соболезнования короля, как же мог граф не оказать ему прекрасный прием?

Шико застал главного ловчего в постели.

Недавнее посещение Анжуйского дворца подорвало силы еще не окрепшего организма, и Реми, подперев кулаком подбородок, с досадой ждал первых признаков лихорадки, которая угрожала снова завладеть своей жертвой.

Тем не менее Монсоро оказался в состоянии поддерживать разговор и так ловко скрывал свою ненависть к герцогу Анжуйскому, что никто другой, кроме Шико, ничего бы и не заподозрил. Но чем больше скрытничал и осторожничал граф, тем больше сомневался Шико в его искренности.

"Нет, - говорил себе гасконец, - он не стал бы так распинаться в своей любви к герцогу Анжуйскому без какой-то задней мысли".

Шико, разбиравшийся в больных, захотел также убедиться, не является ли лихорадка графа комедией, наподобие той, которую разыграл перед ним в свое время Николя Давид.

Но Реми не обманывал, и, проверив пульс Монсоро, Шико подумал: "Этот болен по-настоящему и не в силах ничего сделать. Остается господин де Бюсси, посмотрим, на что способен он".

Шико поспешил ко дворцу Бюсси и обнаружил, что дворец сияет огнями и весь окутан запахами, которые исторгли бы из груди Горанфло вопли восторга.

- Не женится ли, случаем, господин де Бюсси? - спросил Шико у слуги.

- Нет, сударь, - ответил тот. - Господин де Бюсси помирился с несколькими придворными сеньорами и отмечает примирение обедом, отличнейшим обедом, уж поверьте мне.

"С этой стороны его величеству тоже пока ничего не грозит, - подумал Шико, - разве что Бюсси их отравит, по я считаю ею неспособным на такое дело".

Шико возвратился в Лувр и в оружейной палате увидел Генриха, который шагал из угла в угол и сыпал проклятиями.

Король отправил к Келюсу уже трех гонцов. Но все они, не понимая, почему беспокоится его величество, заглянули по пути в заведение, которое содержал господин де Бираг-сын и где каждый носящий королевскую ливрею всегда мог рассчитывать на полный стакан вина, ломоть ветчины и засахаренные фрукты.

Этим способом Бираги сохраняли милость короля.

При появлении Шико в дверях оружейной Генрих издал громкое восклицание.

- О! Дорогой друг, - сказал он, - ты не знаешь, что с ними?

- С кем? С твоими миньонами?

- Увы! Да, с моими бедными друзьями.

- Должно быть, они в эту минуту лежат пластом, - ответил Шико.

- Убиты?! - вскричал Генрих, и глаза его загорелись угрозой.

- Да нет. Боюсь, что они смертельно...

- Ранены? И, зная это, ты еще смеешься, нехристь!

- Погоди, сын мой, смертельно-то смертельно, да но ранены, а пьяны.

- Ах, шут.., как ты меня напугал! Но почему клевещешь ты на этих достойных людей?

- Совсем напротив, я их славлю.

- Все зубоскалишь... Послушай, будь серьезным, молю тебя. Ты знаешь, что они вышли вместе с анжуйцами?

- Разрази господь! Конечно, знаю.

- Ну, и чем же эго кончилось?

- Ну, и кончилось это так, как я сказал: они смертельно пьяны или близки к тому.

- Но, Бюсси, Бюсси?

- Бюсси их спаивает, он очень опасный человек.

- Шико, ради бога!

- Ну, так уж и быть: Бюсси угощает их обедом, твоих друзей. Это тебя устраивает, а?

- Бюсси угощает их обедом! О! Нет, невозможно. Заклятые враги...

- Вот как раз если бы они друзьями были, им незачем было бы напиваться вместе. Послушай-ка, у тебя крепкие ноги?

- А что?

- Сможешь ты дойти до реки?

- Я смогу дойти до края света, только бы увидеть подобное зрелище.

- Ладно, дойди всего лишь до дворца Бюсси, и ты увидишь это чудо.

- Ты пойдешь со мной?

- Благодарю за приглашение, я только что оттуда.

- Но, Шико...

- О! Нет и нет. Ведь ты понимаешь, раз я уже видел, мне незачем идти туда убеждаться. У меня и так от беготни ноги стали на три дюйма короче - в живот вколотились; коли я опять туда потащусь, у меня колени, чего доброго, под самым брюхом окажутся. Иди, сын мой, иди!

Король устремил на шута гневный взгляд.

- Нечего сказать, очень мило с твоей стороны, - заметил Шико, - портить себе кровь из-за таких людей. Они смеются, пируют и поносят твои законы. Ответь на все это, как подобает философу: они смеются - будем и мы смеяться; они обедают - прикажем подать нам что-нибудь повкуснее и погорячее; они поносят паши законы - ляжем-ка после обеда спать.

Король не мог удержаться от улыбки.

- Ты можешь считать себя настоящим мудрецом, - сказал Шико. - Во Франции были волосатые короли, один смелый король, один великий король, были короли ленивые: я уверен, что тебя нарекут Генрихом Терпеливым... Ах! Сын мой, терпение такая прекрасная добродетель.., за неимением других!

- Меня предали! - сказал король. - Предали! Эти люди не имеют понятия о том, как должны поступать настоящие дворяне.

- Вот оно что? Ты тревожишься о своих друзьях, - воскликнул Шико, подталкивая короля к залу, где им уже накрыли на стол, - ты их оплакиваешь, словно мертвых, а когда тебе говорят, что они не умерли, все равно продолжаешь плакать и жаловаться... Вечно ты ноешь, Генрих.

- Вы меня раздражаете, господин Шико.

- Послушай, неужели ты предпочел бы, чтобы каждый из них получил по семь-восемь хороших ударов рапирой в живот? Будь же последовательным!

- Я предпочел бы иметь друзей, на которых можно положиться, - сказал Генрих мрачно.

- О! Клянусь святым чревом! - ответил Шико. - Полагайся на меня, я здесь, сын мой, но только корми меня. Я хочу фазана и.., трюфелей, - добавил он, протягивая свою тарелку.

Генрих и его единственный друг улеглись спать рано. Король вздыхал, потому что сердце его было опустошено. Шико пыхтел, потому что желудок его был переполнен.

Назавтра к малому утреннему туалету короля явились господа де Келюс, де Шомберг, де Можирон и д'Энернон. Лакей, как обычно, впустил их в опочивальню Генриха.

Шико еще спал, король всю ночь не сомкнул глаз. Взбешенный, он вскочил с постели и, срывая с себя благоухающие повязки; которыми были покрыты его лицо и руки, закричал:

- Вон отсюда! Вон!

Пораженный лакей пояснил молодым людям, что король отпускает их. Они переглянулись, пораженные на менее его.

- Но, государь, - пролепетал Келюс, - мы хотели сказать вашему величеству...

- Что вы уже протрезвели, - завопил Генрих, - не так ли?

Шико открыл один глаз.

- Простите, государь, - с достоинством возразил Келюс, - ваше величество ошибаетесь...

- С чего бы это? Я же не пил анжуйского вина!

- А! Понятно, попятно!.. - сказал Келюс с улыбкой. - Хорошо. В таком случае...

- Что в таком случае?

- Соблаговолите остаться с нами наедине, ваше величество, и мы объяснимся.

- Ненавижу пьяниц и изменников!

- Государь! - вскричали хором трое остальных.

- Терпение, господа, - остановил их Келюс. - Его величество плохо выспался, ему снились скверные сны.

Одно слово, и настроение нашего высокочтимого государя исправится.

Эта дерзкая попытка подданного оправдать своего короля произвела впечатление на Генриха. Он понял: если у человека хватает смелости произнести подобные слова, значит, он не мог совершить ничего бесчестного.

- Говорите, - сказал он, - да покороче.

- Можно и покороче, государь, но это будет трудно.

- Конечно.., чтобы ответить на некоторые обвинения, приходится крутиться вокруг да около.

- Нет, государь, мы пойдем прямо, - возразил Келюс в бросил взгляд на Шико и лакея, словно повторяя Генриху свою просьбу о частной аудиенции.

Король подал знак: лакей вышел. Шико открыл второй глаз и сказал:

- Не обращайте на меня внимания, я сплю, как сурок.

И, снова закрыв глаза, он принялся храпеть во всю силу своих легких.