Было одиннадцать часов ночи. Герцог Анжуйский в своем кабинете, куда он удалился, почувствовав себя нехорошо на улице Сен-Жак, с нетерпением ждал гонца от герцога де Гиза с известием об отречении короля.

Он шагал взад и вперед, от окна кабинета к двери, а от двери - к окнам передней, и все поглядывал на часы в футляре из позолоченного дерева, которые зловеще отсчитывали секунду за секундой.

Вдруг он услышал, как во дворе лошадь бьет копытом о землю. Герцог решил, что это, вероятно, прибыл желанный гонец, и подбежал к окну. Но конь - его держал под уздцы слуга - еще только ждал своего хозяина.

Хозяин вышел из дворца принца; это был Бюсси. Выполняя свои обязанности капитана гвардии, он, прежде чем отправиться на свидание, приехал сообщить ночной пароль.

Увидев этого красивого, храброго человека, которого он ни в чем не мог упрекнуть, - герцог почувствовал на мгновение угрызения совести, но тут Бюсси подошел к слуге, державшему в руке факел, свет упал на его лицо, и Франсуа прочел на нем столько радости, надежды и счастья, что ревность его вспыхнула с новой силой.

Тем временем Бюсси, не подозревая, что герцог наблюдает за ним и следит за изменениями его лица, Бюсси, уже уладивший все с паролем, отбросил плащ за плечи, вскочил в седло и, пришпорив коня, с большим шумом проскакал под гулким сводом ворот.

Незадолго до того герцог, обеспокоенный отсутствием гонца, подумывал, не послать ли за Бюсси; он не сомневался, что, прежде чем отправиться к Бастилии, Бюсси завернет в свой дворец. Но теперь Франсуа мысленно нарисовал себе, как Бюсси и Диана смеются над его отвергнутой любовью, ставя его, принца, на одну доску с презираемым мужем, и злобные чувства снова взяли в нем верх над добрыми.

Отправляясь на свидание, Бюсси улыбался от счастья. Эта улыбка была для принца оскорблением, и он позволил Бюсси уехать. Если бы у молодого человека был нахмуренный лоб и печаль в глазах, возможно, Франсуа и остановил бы его.

Между тем Бюсси, выехав за ворота Анжуйского дворца, тут же попридержал коня, чтобы не производить слишком большого шума. Прискакав, как и предвидел принц, в свой дворец, он оставил коня на попечение конюха, почтительно внимавшего лекции по ветеринарному искусству, которую читал ему Реми.

- А! - сказал Бюсси, признав молодого лекаря. - Это ты, Реми?

- Да, монсеньер, собственной персоной.

- Еще не спишь?

- Собираюсь лечь через десять минут. Я шел к себе, вернее, к вам. По правде говоря, с тех пор как я расстался со своим раненым, мне кажется, что в сутках сорок восемь часов.

- Может быть, ты скучаешь? - спросил Бюсси.

- Боюсь, что да!

- А любовь?

- Э! Я вам уже не раз говорил: любви я остерегаюсь, обычно она для меня лишь предмет полезных наблюдений.

- Значит, с Гертрудой покончено?

- Бесповоротно.

- Выходит, тебе надоело?

- Быть битым. Именно в колотушках и выражалась любовь моей амазонки, доброй девушки в остальном.

- И твое сердце не вспоминает о ней сегодня?

- Почему сегодня, монсеньер?

- Потому, что я мог бы взять тебя с собой.

- К Бастилии?

- Да.

- Вы туда отправитесь?

- Непременно.

- А Монсоро?

- В Компьени, мой милый, он готовит там охоту для его величества.

- Вы в этом уверены, монсеньер?

- Распоряжение было ему отдано при всех, сегодня утром.

- А!

Реми задумался.

- И, значит? - сказал он немного погодя.

- И, значит, я провел день, вознося благодарения богу за счастье, которое он посылает мне этой ночью, и жажду провести ночь, наслаждаясь этим счастьем.

- Хорошо, Журдэн, мою шпагу! - приказал Реми. Конюх исчез в доме.

- Так ты изменил свое мнение?

- Почему?

- Потому, что ты берешь шпагу.

- Я провожу вас до места по двум соображениям.

- По каким?

- Во-первых, из опасений, как бы у вас не случилось неприятной встречи по дороге. Бюсси улыбнулся.

- Э! Бог мой! Смейтесь, монсеньер. Я прекрасно знаю, что вы не боитесь неприятных встреч и что лекарь Реми не бог весть какая поддержка, но на двух нападают реже, чем на одного. Во-вторых, мне надо дать вам великое множество полезных советов.

- Пошли, дорогой Реми, пошли. Мы будем разговаривать о ней, а после счастья видеть женщину, которую любишь, я не знаю большей радости, чем говорить о и ей.

- Бывают и такие люди, - ответил Реми, - которые радость говорить о ней ставят на первое место.

- Однако, - заметил Бюсси, - мне кажется, погода нынче весьма переменчивая.

- Еще один повод идти с вами: небо то в облаках, то чистое. Что до меня, то я люблю разнообразие. Спасибо, Журдэн, - добавил Реми, обращаясь к конюху, который принес ему рапиру.

Затем, обернувшись к графу, сказал:

- Я в вашем распоряжении, монсеньер. Пойдемте.

Бюсси взял молодого лекаря под руку, и они зашагали к Бастилии.

Реми сказал графу, что должен дать ему тьму полезных советов, и действительно, едва только они тронулись в путь, как лекарь принялся засыпать Бюсси внушительными латинскими цитатами, стремясь убедить его в том, что он делает ошибку, отправляясь этой ночью к Диане, вместо того чтобы спокойно лежать в своей постели, ибо, как правило, человек дерется плохо, если он плохо спал ночью. Затем от ученых сентенций Одуэн перешел к мифам и басням и искусно ввернул, что обычно именно Венера разоружала Марса.

Бюсси улыбался. Реми стоял на своем.

- Видишь ли, Реми, - сказал граф, - когда моя рука держит шпагу, она так с ней срастается, что каждая частица ее плоти становится крепкой и гибкой, как сталь клинка, а клинок, в свою очередь, словно оживает и согревается, уподобляясь живой плоти. С этого мгновения моя шпага - это рука, а моя рука - шпага. И поэтому - понимаешь? - больше не приходится говорить ни о силе, ни о настроении. Клинок никогда не устает.

- Да, но он притупляется.

- Не бойся ничего.

- Ах, дорогой мой сеньор, - продолжал Реми, - речь идет о том, что завтра вам предстоит поединок, подобный поединку Геркулеса с Антеем, Тезея с Минотавром, нечто вроде битвы Тридцати, или битвы Баярда. Нечто гомерическое, гигантское, невероятное. Речь идет о том, чтобы в будущем поединок Бюсси называли образцом поединка. И я не хочу, знаете ли, не хочу только одного: чтобы вас продырявили.

- - Будь спокоен, мой славный Реми, ты увидишь чудеса. Нынче утром я дал по шпаге четырем лихим драчунам, и в точении восьми минут ни одному из этих четырех не удалось даже задеть меня, а я превратил их камзолы в лохмотья. Я прыгал, как тигр.

- Не сомневаюсь в этом, господин мой, но будут ли ваши колени завтра такими же, какими они были сегодня утром?

Тут между Бюсси и его хирургом завязался разговор по-латыни, который то и дело прерывался взрывами смеха.

Так они дошли до конца большой улицы Сент-Антуан.

- Прощай, - сказал Бюсси, - мы на месте.

- Может, мне подождать вас? - предложил Реми.

- Зачем?

- Затем, чтобы быть уверенным, что вы возвратитесь через два часа и хорошенько поспите перед поединком, пять или шесть часов по меньшей мере.

- А если я дам тебе слово?

- О! Этого будет достаточно. Слово Бюсси, чума меня побери! Хотел бы я знать, как в нем можно усомниться!

- Что ж, ты его имеешь. Через два часа, Реми, я вернусь домой.

- Договорились. Прощайте, монсеньер.

- Прощай, Реми.

Молодые люди расстались, но Реми задержался на улице еще немного.

Он увидел, как Бюсси приблизился к дому и, поскольку отсутствие Монсоро обеспечивало полную безопасность, вошел через дверь, которую открыла Гертруда, а не через окно.

Только после этого Реми, с философским спокойствием, пустился по безлюдным улицам в обратный путь к дворцу Бюсси.

Пройдя через площадь Бодуайе, он заметил, что навстречу ему идут пятеро мужчин, закутанных в плащи и под этими плащами, по всей видимости, хорошо вооруженных.

Пятеро в такой час - это было необычно. Реми отступил за угол дома.

Не дойдя десяти шагов до него, мужчины остановились и, обменявшись сердечным "доброй ночи", разошлись. Четверо отправились в разные стороны, а пятый продолжал стоять, погрузившись в размышления.

В этот миг из-за облака выглянула луна и осветила лицо этого ночного гуляки.

- Господин де Сен-Люк? - воскликнул Реми. Услышав свое имя, Сен-Люк поднял голову и увидел направляющееся к нему человека.

- Реми! - вскричал он, в свою очередь.

- Реми собственной персоной, и я счастлив, что могу не добавлять: "к вашим услугам", ибо, как мне кажется, вы чувствуете себя прекрасно. Не будет ли нескромностью с моей стороны, если я поинтересуюсь, что ваша милость делает в этот час столь далеко от Лувра?

- По правде сказать, милейший, я изучаю по приказанию короля настроение города. Король сказал мне:

"Сен-Люк, прогуляйся по улицам Парижа, и если ты случайно услышишь, что кто-нибудь говорит, что я отрекся от престола, смело отвечай, что это неправда".

- А кто-нибудь говорил об этом?

- Никто, ни словечка. И вот, так как скоро полночь, все спокойно и я не встретил никого, кроме господина де Монсоро, я отпустил своих друзей и собирался уже вернуться, тут ты и увидел меня.

- Как вы сказали? Господина де Монсоро?

- Да.

- Вы встретили господина де Монсоро?

- С отрядом вооруженных людей; их было не меньше десяти или двенадцати.

- Господина де Монсоро? Не может быть!

- Почему не может быть?

- Потому, что сейчас он должен находиться в Компьени.

- Он должен, но его там нет.

- Но приказ короля?

- Ба! Кто же повинуется королю?

- Вы встретили господина де Монсоро с десятью или двенадцатью людьми?

- Совершенно точно.

- Он вас узнал?

- Я полагаю, да.

- Вас было только пятеро?

- Четверо моих друзей и я. Никого больше.

- И он на вас не напал?

- Напротив, он уклонился от встречи со мной, это-то пеня и удивляет. Узнав его, я уже приготовился было к страшному сражению.

- А куда он шел?

- В сторону улицы Тиксерандери.

- А! Боже мой! - вырвалось у Реми.

- В чем дело? - спросил Сен-Люк, обеспокоенный тоном молодого лекаря.

- Господин де Сен-Люк, сомнения нет, должно случиться большое несчастье.

- Большое несчастье? С кем?

- С господином де Бюсси.

- С Бюсси! Смерть Христова! Говорите, Реми, вы же знаете, я из его друзей.

- Какой ужас! Господин де Бюсси думал, что граф в Компьени.

- Ну и что?

- Он счел возможным воспользоваться его отсутствием.

- Значит, сейчас он?..

- У госпожи Дианы.

- А, - протянул Сен-Люк, - дело плохо.

- Да. Понимаете, - сказал Реми, - у господина де Монсоро, должно быть, появились подозрения, или ему их внушили, и он сделал вид, что уезжает, для того лишь, чтобы неожиданно нагрянуть.

- Постойте! - сказал Сен-Люк, хлопнув себя по лбу.

- Вы кого-нибудь подозреваете? - спросил Реми.

- Здесь замешан герцог Анжуйский.

- Но ведь сегодня утром герцог Анжуйский сам устроил господину де Монсоро этот отъезд!

- Тем более! У вас хорошие легкие, мой славный Реми?

- Как кузнечные мехи, клянусь телом Христовым!

- В таком случае бежим, бежим, не теряя ни минуты. Вы знаете дом?

- Да.

- Тогда бегите впереди.

И молодые люди помчались по улицам со скоростью, которая сделала бы честь оленям, преследуемым охотниками.

- Он намного опередил нас? - спросил на бегу Реми.

- Кто? Монсоро?

- Да.

- На четверть часа примерно, - сказал Сен-Люк, перепрыгивая через кучу камней высотою в пять футов.

- Только бы нам не опоздать, - сказал Реми и вынул из ножен шпагу, чтобы быть готовым ко всему.